Совсем недавно жизнь Белгин вновь изменилась. Она переступала двери дворца еще с именем Катерина, но стоило дверям закрыться, как ее нарекли вскорости Белгин. Чужое имя, ничего для нее не значащее. Еще должно пройти время, чтобы она начала себя ассоциировать с этим именем.  Пока же она даже не всегда на него отзывалась. Жизнь в гареме отличалась от жизни у работорговца. Но времени проведенному там, уроженка Милана была благодарна, ведь в отличие от большинства новеньких, она достаточно хорошо говорила на местном языке, почти все понимала и не испытывала хоть в этом трудностей. Здесь же она могла много времени проводить за учебой. Дела по гарему ей тоже нравились. С детства привыкшая трудиться в монастыре, она не видела в этом трудностей или чего-то унизительного. Многие  с легкостью меняли здесь веру, говорили, что если ты не сменишь веру, то у тебя очень мало шанса войти в гарем султанадзе, а тем более стать его женой пусть и третьей.  Но Катерина не собиралась отказываться от своей веры. Пусть она говорит на чуждом ей языке, пусть имя у нее чуждое, но своего Бога она не предаст.  А участь стать третьей женой или наложницей, казалась довольно печальной и даже греховной. И все же ей здесь нравилось. Все было ново и непривычно, вызывало восторг и искреннюю радость. Особенно Белгин любила читать или иногда, уединившись в музыкальном классе, играть на цинтре и петь. Пела она чаще на своем родном языке, а мыслями уносилась далеко за море, на ее Родину. Вот и сегодня после  насыщенного дня, ближе к вечеру, она пришла в класс. Присев возле цинтры, стала неспешно и ловко перебирать пальцами струны. Волосы, заплетенные в косу, были перекинуты через плечо. Сама в обычном ничем не примечательном платье.  И все же даже эти простые платья ей казались  прекрасными, а то что похожи на другие, так к однообразию она вообще была привычна.
Приятный и мелодичный голос подхватывал мотивы музыки. Пела Белгин старинную итальянскую песенку
Коль ты любишь, коли вздыхаешь
Обо мне, мой пастушок!
На свирели ты играешь,
Мне из роз плетешь венок, -

Если милы мне лилеи,
Отчего к другим цветам
Прикоснуться я не смею,
Поднести цветок к губам

Она вспоминала свои дни в монастыри, праздники, разговоры, то как любила смотреть на восход солнца с одной из монастырских башен. Сердце тосковало по тому, что уже вряд ли когда-то вернется. В своих размышлениях Белгин совершенно ничего не замечала вокруг. Да и обычно ее не тревожил никто.

Она пела, а ее пальчики ловко перебирали струны. Белгин не подозревала, что у нее за спиною, совсем рядом кто-то стоит. Обычно она всегда ощущала чье-то присутствие или взгляд, но сегодня погруженная в воспоминания и море музыки, подпустила опасливо близко саму судьбу ее и проклятие. А Боги, будь то христианский или мусульманский, решили сыграть шутку с нею. Ведь обычно, как ей рассказывали, о приближение  важных господ оповещали. И она сама видела, как громко говорили, когда проходила мимо та же Хуриджихан, и они почтенно склоняли свои головы. Султанадзе Османа Катерина никогда не видела. Хотя это "никогда" приравнивалось небольшому сроку - меньше недели.  Хатун собиралась начать играть следующую песню, когда вдруг перед нею возник юноша с глазами, подобными небу. Белгин чуть вздрогнула, а тем временем незнакомец расположился напротив нее. И, признаться, она растерялась? Как ей себя вести? Как-то их вот к таким ситуациям не подготовили. "Может мне нужно встать и поклониться? А может я не должна этого делать, если господин расположился напротив меня и начал беседу?", - размышляла Белгин и легкая мука промелькнула в ее глазах.  Она гадала. Кто же перед нею? Отмела мысль о султанадзе, так как тот всегда передвигался в окружении слуг, так ей говорили. Ага? Но как-то иначе, чем прочие был он одет?  Стражник-евнух? Но у тех вроде тоже другая одежда. Впрочем, она же пока не знала всех тех, кто обитает в гареме. Мало ли кому еще позволено тут находится. Но решила, что это точно евнух, ведь другим нормальным мужчинам кроме Султанадзе да смотрителя его покоев вход в гарем был воспрещен.
- Благодарю, - Белгин чуть смущенно улыбнулась. - Песня...песня как и многие другие была о любви. О наивной любви, о том, что иногда мы воспринимаем за любовь то, что ею не является. О том, как легко могу растоптать нашу любовь те, кто ее не ценят. О пастушке и его светлой наивной любви, - Белгин не рискнула переводить все слова песни, ведь некоторые даже и не знала, как произнести на все же новом для нее языке. "А улыбка у него такая сияющая. Сразу видно человека счастливого", - подумалось Катерине, и ей вспомнились слова матери-настоятельницы о том, что по  улыбке можно многое сказать.
- Простите, господин, - начала Белгин, подумав, что все же, наверное, стоит сказать, да заодно и узнать, - если я должна была вас приветствовать, как полагается. Признаться, я еще не очень разобралась в местных порядках, - на щеках выступил легкий румянец. Белгин собиралась уже подняться на ноги.